Любовь и самоотречение Марины Цветаевой
6Дорогие читатели, сегодня, в выходной день, я предлагаю нам всем наполниться глубокими и мелодичными стихами Марии Цветаевой. Ее строфы переложили на музыку, они стали украшением саундтреков нескольких фильмов. Ее томики стихов и прозы не залеживаются на полках библиотек и книжных магазинов. Как это бывает с истинными гениями, она чутко уловила биение сердца эпохи, но сумела и заглянуть далеко вперед, предугадав законы развития космической общенародной и даже общечеловеческой кармы.
Мы, обычные читатели, нечасто задумываемся об этом вселенском масштабе ее творчества, о глубине провидческого дара поэта. Мы просто наслаждаемся ее стихами, и каждый находит в них нечто, созвучное со своими переживаниями, открытиями, со своим видением мира и себя в нем. Она каким-то непостижимым образом могла сочетать простое и сложное, сиюминутное и вечное, обыденное и великое. Я приглашаю вас, дорогие читатели блога, еще раз обратиться к перипетиям этой непростой судьбы, вспомнить некоторые факты биографии и почитать любимые стихи Марины Цветаевой.
Московское детство с европейским «оттенком»
Марина Цветаева москвичка, родилась 26 сентября (8 октября) 1892 года. Отец, Иван Владимирович, преподавал в Московском университете, слыл знающим филологом и искусствоведом. Позже он возглавил Румянцевский музей, его заслугой считают и основание Музея изящных искусств.
Мать, Мария Мейн, была потомком выходцев из обрусевшей немецко-польской семьи. Она брала уроки музыки у Николая Рубинштейна, мечтала, чтобы и дочь Марина стала пианисткой.
У девочки рано открылся поэтический дар, с шести лет она начала писать стихи сразу на трех языках: родном русском, немецком и французском. С тех пор стихи и биография Марины Цветаевой сплелись в неразрывный клубок радостей и печалей, откровений и противоречий.
Кроме Москвы и Тарусы Марина подолгу жила в детстве в европейских странах, славившихся курортным сервисом: в Италии, Швейцарии и Германии. Это было вызвано слабым здоровьем матери. Поэтому и образование она получила не только столичное, но и европейское: сначала была частная женская гимназия в Москве, затем пансионы Швейцарии и Германии.
В первых же коротких стихах Цветаевой ощущается богатый внутренний мир девушки, который полон тревог и сомнений. Может быть, «черные» мысли, отчасти, это дань времени, символизму и романтизму поэзии, что тогда были в моде. Но порой эти пессимистические настроения становятся навязчивыми, практически болезненными. Как в этой «Молитве», написанной в 1909 году.
Молитва
Христос и Бог! Я жажду чуда
Теперь, сейчас, в начале дня!
О, дай мне умереть, покуда
Вся жизнь как книга для меня.
Ты мудрый, Ты не скажешь строго:
— «Терпи, еще не кончен срок».
Ты сам мне подал — слишком много!
Я жажду сразу — всех дорог!
Всего хочу: с душой цыгана
Идти под песни на разбой,
За всех страдать под звук органа
и амазонкой мчаться в бой;
Гадать по звездам в черной башне,
Вести детей вперед, сквозь тень…
Чтоб был легендой — день вчерашний,
Чтоб был безумьем — каждый день!
Люблю и крест, и шелк, и каски,
Моя душа мгновений след…
Ты дал мне детство — лучше сказки
И дай мне смерть — в семнадцать лет!
У подножия Парнаса
Она рано осталась без матери, и свои нереализованные чувства пыталась воплотить в литературном творчестве. В 1910 году публикуется первый сборник стихов Цветаевой, «Вечерний альбом».
Ее дебют не остался незамеченным. Валерий Брюсов, Максимилиан Волошин и Николай Гумилев обратили внимание на юное дарование. А Марина идет дальше. Оставаясь сама еще в категории ученичества, пишет первую критическую статью, где больше восхищается учителем, чем делает серьезный разбор творчества: «Волшебство в стихах Брюсова».
«Волшебный фонарь» — так был назван ее второй сборник, который последовал вскоре, вдогонку первому. Она общается с представителями российского символизма, сама переболела этим увлечением. Особенно сблизилась с Максимилианом Волошиным, гостила у него в Коктебеле несколько раз в период с 1911 по 1917 годы.
В 1913 году, в одно из посещений творческого «гнезда» Волошина, родились знаменитые строки Цветаевой «Моим стихам, написанным так рано». Тут уже ощущается довольно «твердая поступь» поэта, а плюсом к ней обретена и вера в себя, свое предназначение.
* * *
Моим стихам, написанным так рано,
Что и не знала я, что я — поэт,
Сорвавшимся, как брызги из фонтана,
Как искры из ракет,
Ворвавшимся, как маленькие черти,
В святилище, где сон и фимиам,
Моим стихам о юности и смерти,
— Нечитанным стихам! —
Разбросанным в пыли по магазинам
(Где их никто не брал и не берет!),
Моим стихам, как драгоценным винам,
Настанет свой черед.
Замужество и рождение Ариадны
В 1911 году состоялось романтическое знакомство поэтессы с будущим мужем Сергеем Эфроном. В лучших стихах о любви Марина Цветаева не раз отдает дань этому человеку, ставшему на четверть века стержнем ее жизни, опорой, которой ей так не хватало раньше, и которую она безнадежно потеряет в трагические 30-е.
* * *
Легкомыслие!- Милый грех,
Милый спутник и враг мой милый!
Ты в глаза мне вбрызнул смех,
и мазурку мне вбрызнул в жилы.
Научив не хранить кольца,-
с кем бы Жизнь меня ни венчала!
Начинать наугад с конца,
И кончать еще до начала.
Быть как стебель и быть как сталь
в жизни, где мы так мало можем…
— Шоколадом лечить печаль,
И смеяться в лицо прохожим!
В 1911-м Марина как раз гостила в Крыму у Волошина, а Сергей прибыл в этот благословенный край, чтобы подлечить чахотку и оправиться после самоубийства матери. В своих девичьих грезах Марина видела, что обретет семейное счастье с человеком, который подарит ей камень, что приглянется поэтессе. Видение воплотилось в реальность: Эфрон нашел на пляже сердолик и вручил его очаровательной девушке, не подозревая, что выполняет некую важную для нее миссию.
В январе 1912 года состоялось замужество, а в сентябре у молодой пары родилась дочь Ариадна (Аля). Так случилось, что рождение дочери с символичным именем не стало для творческой натуры Ариадниной нитью в мир тихого семейного счастья. Она сама туда не стремилась, похоже, и не была никогда готова к роли заботливой матери и верной супруги.
В числе лучших стихов Цветаевой практически все антологии включают ее посвящение дочери. Но как далеки эти строки от привычных морализаций, нравоучительных поучений, психологических материнских «настроев» других авторов. Нет, эти размышления совсем о другом, зато они так близки к реальности, в которой и пребывала «пифия Парнаса».
Але
А когда — когда-нибудь — как в воду
И тебя потянет — в вечный путь,
Оправдай змеиную породу:
Дом — меня — мои стихи — забудь.
Знай одно: что завтра будешь старой.
Пей вино, правь тройкой, пой у Яра,
Синеокою цыганкой будь.
Знай одно: никто тебе не пара —
И бросайся каждому на грудь.
Ах, горят парижские бульвары!
(Понимаешь — миллионы глаз!)
Ах, гремят мадридские гитары!
(Я о них писала — столько раз!)
Знай одно: (твой взгляд широк от жара,
Паруса надулись — добрый путь!)
Знай одно: что завтра будешь старой,
Остальное, деточка,— забудь.
В тот же период рождаются посвящения Ахматовой, Мандельштаму и другим кумирам, к этой же категории можно отнести и короткую «оду» Байрону.
Байрону
Я думаю об утре Вашей славы,
Об утре Ваших дней,
Когда очнулись демоном от сна Вы
И богом для людей.
Я думаю о том, как Ваши брови
Сошлись над факелами Ваших глаз,
О том, как лава древней крови
По Вашим жилам разлилась.
Я думаю о пальцах, очень длинных,
В волнистых волосах,
И обо всех — в аллеях и в гостиных —
Вас жаждущих глазах.
И о сердцах, которых — слишком юный —
Вы не имели времени прочесть,
В те времена, когда всходили луны
И гасли в Вашу честь.
Я думаю о полутемной зале,
О бархате, склоненном к кружевам,
О всех стихах, какие бы сказали
Вы — мне, я — Вам.
Я думаю еще о горсти пыли,
Оставшейся от Ваших губ и глаз…
О всех глазах, которые в могиле.
О них и нас.
Первая катастрофа в жизни
Ариадне было всего 2 года, когда, в 1914-м, Марина познакомилась с поэтессой и переводчицей Софией Парнок. Два года длился их роман, который сама Марина потом назовет «первой катастрофой в своей жизни». Марина Цветаева стихи о женщине, что произвела столь мощное потрясение в ее душе, собрала в сборник «Подруга».
Парадоксальность этих отношений она позже сформулирует таким образом: «Любить только женщин (женщине) или только мужчин (мужчине), заведомо исключая обычное обратное — какая жуть! А только женщин (мужчине) или только мужчин (женщине), заведомо исключая необычное родное — какая скука!»
Стихотворение «Под лаской плюшевого пледа» из того цикла.
***
Под лаской плюшевого пледа
Вчерашний вызываю сон.
Что это было? — Чья победа? —
Кто побежден?
Всe передумываю снова,
Всем перемучиваюсь вновь.
В том, для чего не знаю слова,
Была ль любовь?
Кто был охотник? — Кто — добыча?
Всe дьявольски-наоборот!
Что понял, длительно мурлыча,
Сибирский кот?
В том поединке своеволий
Кто, в чьей руке был только мяч?
Чье сердце — Ваше ли, мое ли
Летело вскачь?
И все-таки — что ж это было?
Чего так хочется и жаль?
Так и не знаю: победила ль?
Побеждена ль?
Эти стихи идеально легли на мелодию песни, ставшей популярным шлягером после того как она прозвучала в известном фильме «Жестокий романс». А это другой хит, другая песня на стихи Цветаевой, уже в исполнении Аллы Пугачевой, песня «У зеркала», которую страна узнала и полюбила, посмотрев впервые «Иронию судьбы». Давайте ее послушаем.
И вот еще один короткий стих о любви Цветаевой, датированный 1915 годом. Тогда отношения с Парнок были в разгаре.
***
Есть имена, как душные цветы,
И взгляды есть, как пляшущее пламя…
Есть темные извилистые рты
С глубокими и влажными углами.
Есть женщины. — Их волосы, как шлем,
Их веер пахнет гибельно и тонко.
Им тридцать лет. — Зачем тебе, зачем
Моя душа спартанского ребенка?
Обратите внимание: хотя пишет Марина Цветаева стихи о любви, и на тот момент сама является матерью, в душе она остается ребенком: наивным, неприспособленным к жизни. Партнерша ее явно использовала, ей льстила симпатия поэтессы, хоть и молодой, но уже достаточно известной. Этот мезальянс не мог длится долго: Марина вернулась к супругу, который стоически терпел ее многочисленные увлечения.
Лебединый стан или лебединый стон?
1917 год стал для нее новым потрясением. Родилась дочка Ирина, а Цветаева очень хотела мальчика. Видимо, эта нелюбовь сказалась на судьбе малышки. Шла Гражданская война, был настоящий голод. Марина решила, что в приюте ребенку будет лучше, во всяком случае, там хоть покормят. Но в возрасте трех лет Ириша умерла от истощения…
Сергей Эфрон служил в армии «белых», Марина оставалась в Москве. Пыталась писать, этим отчасти отвлекалась от происходящего, а с другой стороны, пыталась анализировать. Еще в мае 1917-го она написала два четверостишия, которые можно смело отнести к пророческим.
***
Из строгого, стройного храма
Ты вышла на визг площадей…
— Свобода! — Прекрасная Дама
Маркизов и русских князей.
Свершается страшная спевка, —
Обедня еще впереди!
— Свобода! — Гулящая девка
На шалой солдатской груди!
В эти годы она создает ряд пьес, выпускает цикл «Лебединый стан», эти стихи Цветаевой о родине пронизаны тоской о былом, тревогой о будущем, там немало строк, где белое движение описывается с симпатией. Это уже откровения конца октября того же бурного, буйного 17-го года.
***
Плохо сильным и богатым,
Тяжко барскому плечу.
А вот я перед солдатом
Светлых глаз не опущу.
Город буйствует и стонет,
В винном облаке — луна.
А меня никто не тронет:
Я надменна и бедна.
Острые грани заграницы
В мае 1922 года она переезжает в Европу – к супругу, который после разгрома армии Деникина стал эмигрантом, на тот момент учился в Пражском университете. Три года в предместьях Праги дали новые знакомства, новую сердечную бурю. Написаны в те годы «Поэма Горы» и «Поэма Конца» были посвящены Константину Родзевичу. Его многие считали отцом ее сына Георгия, рожденного в 1925-м. Тогда же семейство перебралось в Париж.
Жизнь в чужих краях не сложилась. Как поэта ее заграничная среда не принимала, правда, публиковались и были довольно востребованными прозаические произведения: литературная критика, пьесы, повести.
Позднее Цветаева пишет об этом так: «Моя неудача в эмиграции — в том, что я не эмигрант, что я по духу, то есть по воздуху и по размаху — там, туда, оттуда…».
Положение осложнилось подозрениями в эмигрантской среде в отношении Эфрона. Его посчитали агентом НКВД, и атмосфера вокруг них стала невыносимой. В числе популярных стихов Марины Цветаевой, относящихся к периоду их заграничных скитаний, относятся ее посвящения России, которую считала погибшей, чужой.
Страна
С фонарем обшарьте
Весь подлунный свет!
Той страны — на карте
Нет, в пространстве — нет.
Выпита как с блюдца,-
Донышко блестит.
Можно ли вернуться
В дом, который — срыт?
Заново родися —
В новую страну!
Ну-ка, воротися
На спину коню
Сбросившему! Кости
Целы-то хотя?
Эдакому гостю
Булочник ломтя
Ломаного, плотник —
Гроба не продаст!
…Той ее — несчетных
Верст, небесных царств,
Той, где на монетах —
Молодость моя —
Той России — нету.
— Как и той меня.
Роландов рог
Как бедный шут о злом своем уродстве,
Я повествую о своем сиротстве:
За князем — род, за серафимом — сонм,
За каждым — тысячи таких, как он,—
Чтоб, пошатнувшись,— на живую стену
Упал — и знал, что тысячи на смену!
Солдат — полком, бес — легионом горд,
За вором — сброд, а за шутом — все горб.
Так, наконец, усталая держаться
Сознаньем: долг и назначеньем: драться,—
Под свист глупца и мещанина смех,—
Одна за всех — из всех — противу всех,
Стою и шлю, закаменев от взлету,
Сей громкий зов в небесные пустоты.
И сей пожар в груди — тому залог,
Что некий Карл тебя услышит, Рог!
Но вот наступил 1934-й. Весь мир следил за героическим вызволением «Челюскина» из арктического плена. Кто-то с плохо скрываемым злорадством, а многие искренне восхищались мужеством полярников и их спасателей. Парижская затворница тогда пишет о них оду, ставшую одним из лучших стихов Марины Цветаевой, что не относятся к разряду лирических.
Челюскинцы
Челюскинцы: звук —
Как сжатые челюсти!
Мороз на них прет,
Медведь на них щерится.
И впрямь челюстьми —
На славу всемирную —
Из льдин челюстей
Товарищей вырвали!
На льдине (не то
Что — черт его — Нобиле!)
Родили дитё
И псов не угробили —
На льдине!
Эол
Доносит по кабелю:
«На льдов произвол
Ни пса не оставили!»
И спасши (мечта
Для младшего возраста!),
И псов и дитя
Умчали по воздуху.
«Европа, глядишь?
Так льды у нас колются!»
Щекастый малыш,
Спеленатый — полюсом!
А рядом — сердит
На громы виктории —
Второй уже Шмидт
В российской истории:
Седыми бровьми
Стесненная ласковость…
Сегодня — смеюсь!
Сегодня — да здравствует
Советский Союз!
За вас каждым мускулом
Держусь — и горжусь,
Челюскинцы — русские!
Неласковые объятия Родины
Весной 1937 года в Россию вернулась Ариадна, а в октябре Сергей Эфрон вынужден был бежать на родину. Во Франции его посчитали причастным к политическому убийству. Но воздухом Отечества они наслаждались недолго: в 1939-м оба «возвращенца» были арестованы. Ариадне выпали на долю 15 лет тюрьмы и ссылки. Эфрона расстреляли в октябре 1941-го. А в январе 1940-го родилось это короткое стихотворение Цветаевой.
***
Ушел — не ем:
Пуст хлеба вкус.
Всё — мел.
За чем ни потянусь.
…Мне хлебом был,
И снегом был.
И снег не бел,
И хлеб не мил.
Марина вернулась в страну в 1939-м. жила трудно, скудно, занималась в основном переводами. Но весной 1939-го она пишет очередное стихотворение-предчувствие.
* * *
О слезы на глазах!
Плач гнева и любви!
О, Чехия в слезах!
Испания в крови!
О, черная гора,
Затмившая весь свет!
Пора — пора — пора
Творцу вернуть билет.
Отказываюсь — быть.
В Бедламе нелюдей
Отказываюсь — жить.
С волками площадей
Отказываюсь — выть.
С акулами равнин
Отказываюсь плыть
Вниз — по теченью спин.
Не надо мне ни дыр
Ушных, ни вещих глаз.
На твой безумный мир
Ответ один — отказ.
Война: общее горе и личная трагедия
Война еще не началась, когда в феврале 1941-го у Цветаевой рождаются эти горькие строки:
* * *
Пора снимать янтарь,
Пора менять словарь,
Пора гасить фонарь
Наддверный…
В июне 1941-го она трудилась над переводом Гарсиа Лорки. Июль прошел в смятении, а в августе события развивались стремительно: все катилось под горку, набирая скорость. 8 августа она вместе с сыном отправляется в эвакуацию, плывет с другими членами писательской общины на теплоходе. 18-го высаживается в тихой провинциальной Елабуге, что на Каме. Большинство литераторов расквартированы в Чистополе, там она надеялась получить работу… посудомойки в столовой Литфонда.
А 31 августа 1941 года она кончает жизнь самоубийством в Елабужском домике, куда их с Георгием заселили. Когда Цветаева собиралась в эвакуацию, ей помогал Борис Пастернак. Обвязывая ветхий чемодан веревкой, он пошутил, мол, крепкая, при случае на такой и повеситься можно. Как оказалось, именно так и сделала Марина: использовала для сведения счетов с жизнью ту самую веревку.
В своих предсмертных записках друзьям – семье Асеевых, коллегам писателям и сыну она поясняла причины своего отчаянного шага. Вот что было в коротком послании Георгию: «Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Але — если увидишь — что любила их до последней минуты и объясни, что попала в тупик».
Коллег она умоляла позаботиться о сыне, для которого сама, как была уверена, больше не могла быть опорой. Похоронили ее 2 сентября. Но до сих пор нет точной уверенности, что место ее захоронения обозначено достоверно.
Еще немного стихов
Завершая наше краткое путешествие, предлагаю вспомнить еще несколько лирических стихов Марины Цветаевой. Наверняка у вас, уважаемые друзья, есть свои, самые душевные, самые заветные любимые строки, рожденные этой удивительной женщиной. Поделитесь ими с другими читателями блога, ведь хороших стихов много не бывает!
В раю
Воспоминанье слишком давит плечи,
Я о земном заплачу и в раю,
Я старых слов при нашей новой встрече Не утаю.
Где сонмы ангелов летают стройно,
Где арфы, лилии и детский хор,
Где всё покой, я буду беспокойно Ловить твой взор.
Виденья райские с усмешкой провожая,
Одна в кругу невинно-строгих дев,
Я буду петь, земная и чужая,
Земной напев!
Воспоминанье слишком давит плечи,
Настанет миг,- я слез не утаю…
Ни здесь, ни там,- нигде не надо встречи,
И не для встреч проснемся мы в раю!
***
В синее небо ширя глаза…
В синее небо ширя глаза —
Как восклицаешь:- Будет гроза!
На проходимца вскинувши бровь —
Как восклицаешь:- Будет любовь!
Сквозь равнодушья серые мхи —
Так восклицаю:- Будут стихи!
В черном небе слова начертаны…
В черном небе слова начертаны —
И ослепли глаза прекрасные…
И не страшно нам ложе смертное,
И не сладко нам ложе страстное.
В поте — пишущий, в поте — пашущий!
Нам знакомо иное рвение:
Легкий огнь, над кудрями пляшущий,-
Дуновение вдохновения!
***
Два солнца стынут,- о Господи, пощади!…
Два солнца стынут,- о Господи, пощади!-
Одно — на небе, другое — в моей груди.
Как эти солнца,- прощу ли себе сама?-
Как эти солнца сводили меня с ума!
И оба стынут — не больно от их лучей!
И то остынет первым, что горячей.
Декабрь и январь
В декабре на заре было счастье,
Длилось — миг.
Настоящее, первое счастье
Не из книг!
В январе на заре было горе,
Длилось — час.
Настоящее, горькое горе
В первый раз!
***
Как правая и левая рука —
Твоя душа моей душе близка.
Мы смежны, блаженно и тепло,
Как правое и левое крыло.
Но вихрь встаёт — и бездна пролегла
От правого — до левого крыла!
Я благодарю Любовь Миронову, читателя моего блога и журнала «Ароматы счастья» за помощь в подготовке этой статьи.
И в заключении статьи я предлагаю еще послушать немного стихов Марии Цветаевой. Их исполняет Алиса Фрейндлих. Слушаешь, и мурашки по коже бегут….
Смотрите также
Ваш отзыв
Анна
03 Янв 2018 в 19:27
Она чутко уловила биение сердца. Внеэпохально. Вечно. Вот как бы я сказала.
Алина
22 Ноя 2017 в 13:26
Всегда любила Цветаеву. Ее стихи напоминают мне почему — то силу женского духа. Они как — то очень сильно подчеркивают женские переживания, чего нельзя увидеть, к примеру, в стихотворениях других известных 20 веку поэтов.
Галина
01 Сен 2017 в 9:51
Здравствуйте! Марина Цветаева созвучна мне, люблю многие ее стихи и такую непростую и даже странную жизнь. Кажется, что мы с ней из одной эпохи, непонятной, мятущейся, суровой и отчаянно нежной. Давно уже была на ее могиле в Елабуге. Спасибо за подборку стихов, за необыкновенную Алису Фрейндлих, за тонкое исполнение песни Аллой Пугачевой. Вот одно из моих самых любимых стихотворений, мне кажется, это она обо мне написала. Так кратко, так точно, так глубоко описала меня за 32 года до моего рождения. И не нужно много слов…
Гордость и робость — родные сестры,
Над колыбелью, дружные, встали.
«Лоб запрокинув!» — гордость велела.
«Очи потупив!» — робость шепнула.
Так прохожу я — очи потупив —
Лоб запрокинув — Гордость и Робость.
20 сентября 1921
Ирина
01 Сен 2017 в 11:53
Галина, спасибо вам за отклик… Очень вы глубокий человек…
Галина
01 Сен 2017 в 16:33
Ирина, благодарю! Лестная и неожиданная оценка, но очень приятная мне!
Виолетта
26 Июл 2017 в 19:30
Закончила жизнь самоубийством … Это величайший грех для любого человека, независимо от самобытности, неповторимости и т.п. — в его земной жизни. И Марина здесь вовсе не исключение. Нужно было терпеть, до последней секунды, что бы это ей не стоило Но увы, расплата в другой жизни неизбежна